Метода Суворина Лечение голоданием /продолжение -часть 5/ 

Мое открытие и моя метода 

Знаменитый русский физиолог проф. И. П. Павлов, котораго мир чтит теперь как бесспорнаго заместителя великаго Пастера во главе прогресса биологии, когда в одном собрании превозносили его труды и открытия, сказал: «Но, дорогие соотечественники, я тут значу меньше, чем вы мне о том говорите. Мне в руки попал маленький фактик из жизни живого организма, – маленький фактик, только всего! Все остальное сделалось само собою».

В мои руки также попал «маленький фактик» из жизни человеческаго организма, факт совершенно новый, не замечавшийся человеком до сих пор в себе, который, однако, ведет на новую дорогу всю огромную науку практической медицины, давая ей в руки с тем вместе новое средство в борьбе с болезнями, средство безконечной могущественности и безконечно разнообразное в применении.

Как это случилось?

Вопрос не праздный.

Обстоятельства, в которых происходит голодание, очень важны для всего его хода и результатов. Если оно принудительно, то в первые же 2-3 дня оно может закончиться кризисом сердца. Но если оно добровольно, то происходит... то, что случилось со мною!

В октябре 1924 г. я переживал в Белграде самые тяжелые месяцы своей жизни... Мое успешно шедшее дело адресная книга «Весь Белград» возбудила жадность моего компаньона по изданию. Разсчитывая на свои связи в администрации при моем безправии и безпомощности как беженца, он захотел захватить все дело в свои руки. С помощью недостойных людей недостойный человек успел меня неожиданно арестовать по ложному, выдуманному обвинению, в мое отсутствие при содействии – противозаконном конечно – судебного чиновника перевез к себе все мое имущество, а с ним и документы, оправдывавшие меня от его обвинения, лишил меня в заключении, общем с ворами и разбойниками, всех прав гражданской личности, даже свиданий с женой и адвокатом в то время как его адвокат свободно приходил ко мне, вымогая уплаты высшие, чем следовало в действительности, и вот тогда-то, чтобы заставить признать свою личность и ея права, я стал голодать – до возвращения мне моих прав или – до смерти.

Кто не защищает свои права, тот их недостоин.

Прав своих иметь не могу, – жить не буду!

Только при этом можно жить на земле не рабом!

Суд сознал допущенную ошибку. На 25-й день моего голодания он прислал своего секретаря ко мне в тюремную больницу, куда я был переведен из общей камеры, потому что стал падать в обморок от слабости и головокружения – в обстановке общей тюрьмы голодание шло для меня очень тяжело. Секретарь сообщил мне, что мое дело разобрано будет экстренно и что если я чувствую себя слишком слабым, чтобы приехать в суд, то Суд сам придет в тюрьму и сделает в ней заседание, чтобы выслушать мое показание. Я обещал быть в Суде лично и на 34-й день своего голодания, я, месяц ничего не евший, защищал свое дело в суде и был оправдан во всех обвинениях, но сам оказался прочно в лапах развившагося в моем организме процесса глубокаго очищения изнутри, который мне предстояло «открыть» свету.

Из суда я был отвезен прямо в клинику. Хотя кончалась уже пятая неделя моего голодания, но есть я ничего не мог. Язык был белый, к середине желтый с бурым пятном в центре, ближе к краю языка. Все во рту, через который уже пять недель шли отбросы внутренняго перегара вещества в организме, все пахло разложением и гниением; слюна была клейкая и зловонная. Есть таким ртом было невозможно: всякая мысль о пище была противна. Врачи уговаривали есть, я отказывался. Ночь на 39-й день была особенно тяжела. Сороковой день был завтра, а между тем я чувствовал лихорадку («ложную» от перенапряжения нервов, а температура все время была ровная – 36,5 град.). Лихорадка эта мне говорила, что положение, в которое я попал – между жизнью и смертью, и впрямь затянулось и конца его может не быть еще, пожалуй, и долго!

Утром доктор отделения особенно настойчиво и серьезно убеждал меня «есть».

– У Вас в пробе крови нашли «ацетон»...

– Что означает?

– Что началось разложение крови. Сестра – обратился доктор к сиделке, – приготовьте больному чаю с сахаром и ромом!

– Ну, чай с ромом – согласен, но без сахару. Сахар все же пища!

– Нет, побольше сахару, сестра! – сказал доктор с особенной строгостью и ушел.

Видимому он, действительно, считал момент серьезным.

Подумав, я выпил чай с сахаром.

Принесли тарелку супа. Есть совсем не хочется. Язык еще обложен. Но за 40 дней я устал, наконец, сопротивляться уговорам «есть» и нехотя я проглотил несколько ложек супа. Вкуса, удовольствия – никакого! Обильно выделявшаяся из щек во рту тягучая плотная слюна, не смешиваясь, присоединялась к глотаемому супу. Она была какая-то особая, непромокаемая, словно резиновая жидкость. Я взял в рот кусок хлеба и стал жевать. Слюна облегает хлеб клейкими покровами, не промачивая его, и эти покровы надо с особым усилием прокусывать, чтобы зубы вошли в хлеб. С трудом проглотил, как большую пробку, не прожеванный, а только размятый зубами хлеб. Я делал ошибку, – я сознавал это, но надо было кончать: ответственность за меня в больнице падала и на других.

Другим куском хлеба нарочно с черствой коркой, я во время жеванья протер язык, небо, десны, чтобы стереть «налет» с языка и разбудить во рту железы пищеварительных соков, и, проглотив, взял зеркало, чтобы посмотреть, каков вид языка? Посмотрел.

– Боже, что я сделал!

Но – поздно!

Язык был весь очищен от налета и весь красный. Нигде ни белаго, ни желтаго цвета. Только ближе к корню его, по самой середине (там, где бугорки Papillae ciraumvallatae) был ярко виден небольшой кружок с коротким выступом к наружи.

Нажав пальцем около кружка, я потянул к себе язык по поверхности. Потянулся передним краем, вытягиваясь вместе с телом языка, и кружок. Я отнял палец. Кружок опять стал ровным. Очевидно – он не только на поверхности языка, а идет в самое его тело. Это хвост, самый конец той струи отбросов, для которой выводом все это время служил рот. Самый конец! Через 12 часов язык был бы совершенно чист. Я не подождал всего 12 часов!

Но было уже поздно! Я это ясно чувствовал всем организмом. Со вторым куском хлеба, тщательно разжеванным и проглоченным, в организме что-то вдруг словно оборвалось и я почувствовал, что это – безповоротно! Возобновить пост? Безполезно – оборванное не вернется уже скоро, а при моем истощении найдутся ли силы для новых усилий? Надо новые десятки дней поста.

Я потер пальцем коричневое пятно на языке. Твердое, как и красное тело языка, рядом, оно не стирается. Понюхал... пахнет человеческими фекалиями. Вот какова кухня этого процесса! Вот, какие отбросы выделились в организме и идут теперь языком! И такая гадость мне воткнута в рот и сидит там, и идет вглубь, в горло, в грудь, как длинный, отравляющий гвоздь! Кружок на языке есть только поперечное сечение этого хвоста. Через полсуток хвост этот сам вышел бы наружу. А теперь он здесь, в горле, в груди, остановился и стоит!.. Я стал ждать. В груди, в половине ея высоты от желудка и выше по пищеводу – отвратительнейшее ощущение! Точно снизу, выше подложки, что-то уперлось, нечто отвратительное, и его выпирает вверх и – не может … Можно точно разделить по груди, где начинается отвратительное – «хвост», а где – другое...

На утро темный кружок на языке исчез, но зато по всему языку разлился желтовато-коричневый цвет. Ясно – от того, что я стал есть, «хвост» остановился в своем движении наружу и, естественно, тотчас же стал разсасываться во все стороны. Его составныя вещества разошлись по языку, и весь язык стал пахнуть выгребной ямой.

Как объяснить весь ужас этого?

И все кругом советуют:

– Теперь пейте молоко...

Это таким-то языком пить молоко? Как им объяснить это? И врачи говорят, что они знают, что бывает с организмом человека при голодании!

Ничего есть не мог. Язык торчал во рту, как чужой мне предмет, отравляя все кругом, и слюну тоже, которая смывала с него этот ужасный выпот.

Раньше все это не было так заметно, – весь язык был под белым «налетом», как под футляром, и выделения из него стекали под этой крышей, вливаясь в слюну лишь с окраин языка и тут же выплевываясь. В этом важная роль этого «налета»: он служить для дезинфекции и защиты остального рта от гнилостных выделений языка и «счищать» его, как иногда очень легко делают в больницах, надо очень подумавши.

Вечером я сделал смесь: на чашечку кофе, горячаго, как огонь, положил ложку меда и большую рюмку коньяку и этой огненной жидкостью ополоскал рот. Ночью повторил тоже несколько раз. Утром язык был весь красный, запах прошел, но аппетита не было.

Конечно, я сделал очень важное открытие – увидел неведомый еще процесс человеческаго тела в его катастрофе в случайном перерыве, но зато надолго лишился аппетита, т. е. возстановления растраченных за долгий опыт сил.

Подожди я всего еще 12 часов, язык весь бы очистился, проснулся бы сразу большой «неудержимый» аппетит, при котором желудок легко в полторы недели дал бы мне новое тело вместо сброшеннаго во время поста и полноту энергии «новаго здоровья». После второго моего полнаго поста (37 дней) я, потеряв в своем весе 16 клг. в первые же 5,5 дней, как начал «есть», вернул 9 клг. После же перваго поста все первое время был вялый аппетит, вялый желудок, вялый я сам, и только через три недели аппетит окреп – вероятно, в связи с тем, что организм успел, наконец, выбросить последние остатки вернувшагося в него «хвоста».

Вот как по дням изменяется по моим наблюдениям вид и цвет языка в последние десять дней голодания, если оно идет нормально.

30-31-й день – Окраина языка бела... Середина начинает желтеть.

32-33-й день – На середине языка среди желтаго цвета появляется буро-коричневое пятно.

34-З5-й день – Бурое пятно растет. Окраина языка начинает очищаться от белаго выпота, делаясь красной. Желтое пятно суживается.

36-37-й день – Желтое пятно почти исчезает. Начинает уменьшаться и буро-коричневое пятно. Выбрасываются последние остатки перегара вещества в организме. Остается выйти лишь самому «хвосту» потока этих остатков.

38-39-й день – Почти весь язык красный. В верхней трети его виден небольшой, но очень отчетливо обрисованный кружок желто-бурого цвета с углом спереди, словно носком молочника. Вам становится ясно, что это не пятно, а выход на поверхность языка целаго пучка струй, несущих наружу из глубины организма отбросы перегара. Это – устье этого потока и его поперечное сечение. Это – выпот, а не налет.

40-ковой день – Бурое пятно исчезает. Хвост потока выброшен вон. Язык совершенно чист. В первый раз после 39 дней появляется аппетит. (У меня этого не было, ибо я не дождался нескольких часов до полнаго очищения языка).

 Так как я свое первое голодание вел без всяких клизм и мой организм оставался к концу все же сильно загрязненным, то цвета выпота на языке у меня тогда были очень ярки. После, у пациентов моих, ведших свое голодание уже по моей методе, я никогда не видел на языке цветов таких ярких. Однако главное всегда оказывается у всех то же – именно концентрическое расположение желтых и бурых пятен, причем бурыя пятна занимают центр в глубокой части языка – на бугорках «Pepillae circumvallatae».

Эта концентричность пятен объяснима лишь тем, что поверхность языка в этот момент действительно представляет собою поперечное сечение круглой струи выделений, идущих вон из организма. Если считать, что эти белый, желтый и бурый налеты осаждаются каким то способом из слюны, то почему же тогда самая эта слюна в то время не бурая и не желтая а, главное – кто же тогда, какой волшебной палочкой распределяет на языке выделения так геометрически: бурыя в середине, кругом их желтыя, а никак не белыя, а дальше – белыя?!

Что все его не случайно, а составляет часть какого-то большого процесса, даже всеохватывающего для организма человека, – это ясно уже из того, что бурая и желтая окраска выпота на языке является обыкновенно только после тридцати дней голодания, редко раньше, свидетельствуя в этом случае всегда об исключительной загрязненности организма. Отсутствие же бурой окраски в последние десятидневие говорит о неполном очищении организма и бывает, когда голодание соблюдается не полно, напр., когда одновременно «для поддержания сил» (в сущности только раздражая аппетит) пьют молоко, фруктовые соки и т. п..

Что вместе это процесс естественный, нисколько не противоречивый природе человека, нисколько не болезненный – это ясно из постоянства температуры во время поста. Обыкновенно она понижается на полградуса против нормы, и затем все время стоить на той же высоте, как приколочена гвоздем.

Где главная кухня этого процесса? Откуда начинается этот поток омертвелых частиц, выделяющихся через язык? Какие ткани тела, в какие недели голодания подвергаются распаду, в какой связи? На все эти вопросы должны быть ответы и их должны дать наши медицинские лаборатории, ибо все это вопросы первейшей важности для массы больных.

____

Мои первые опыты голодания в России

Процессом добровольнаго голодания, как он идет и что он дает я заинтересовался еще в России. В 1912 году, когда я писал свою книгу «Новый человек», в которой говорил о новых способностях и силах, возможных для человека, и о способах их развития в себе, – я прочитал в книге проф. Л. Мечникова, что при добровольном голодании голод чувствуется только первые 20 часов. Я усумнился, и чтобы проверить, сам проголодал один день. К удивлению моему слова Мечникова подтвердились. Я продолжил тогда голодание до 10 дней и выдержал его очень легко, хотя стояли сильные холода – был конец Декабря – и я не оставлял своих обычных занятий и дел, делая по Петербургу пешком в шубе и тяжелых зимних калошах по 12-15 килом. ежедневно. Так как я был вполне здоровым человеком, то мне не на чем было и увидеть целебное действие голодания, однако, я все же невольно заметил, что после него мой почерк из нервнаго, изломаннаго, порывистаго, сделался ровным и спокойным, – рука моя шла так же твердо и строки вытягивались так же прямо как и в молодые годы. Я стал собирать литературу о голодании и убедился, что в Америке оно применяется давно, и там не один только др. Таннер голодал 40 дней, – как в Европе думают многие, и врачи даже – а очень и очень многие, и некоторые лечась доводили пост до 50 и даже 60 дней. Вот напр. случай, происшедший весь на глазах д-ра Дьюи:

65-летний крепкий мужчина предпринял голодание вследствие страдания гортани и бронхов. Недели проходили, а аппетит не возстанавливался; даже казалось, что в органах пищеварения развилась какая-то болезнь. Др. Дьюи уже сам начал опасаться за дурной исход опыта. По прошествии 50 дней началась тошнота и рвота. Знакомые больного согласным хором стали упрекать д-ра Дьюи в «легкомыслии» и к больному был приглашен другой врач «знаменитость». Прописанные им пища и лекарства однако извергались с рвотой и каждый новый прием пищи вызывал сильныя боли. Поэтому голодание было оставлено своему собственному течению. В день последней рвоты явился нормальный позыв на еду и это было 60-м днем голодания. Полное выздоровление и чисто юношеское самочувствие явилось результатом лечения!.. Во все время его пациент сохранял ясное сознание и, будучи убежден в пользе и безопасности голодания, упорно противустоял натиску и советам своих окружающих.

Др. Дьюи считал, что голодать надо до очищения языка от желто-бураго налета и появления аппетита.

Я это изменил в своей методе. Указывая способ добиться в любую минуту голодания возможности есть, если это действительно нужно по серьезным причинам, и требую только одного – пусть аппетит будет очень слаб, или даже вовсе отсутствует, но непременно надо, чтобы слюна к началу еды стала жидкой и сладкой из густой и горькой, какой она обыкновенно бывает при голодании. Эта горькая слюна является острой отравой для желудка, когда в него попадает. Обо всем этом я подробно говорю во второй моей книге о голодании «Практика голодания».

В своих публичных лекциях на темы «Новаго Человека», я стал касаться голодания и вот через год в Москве меня как-то вызывают к телефону и женский голос сообщает мне, что под влиянием моих лекций начал в Москве голодать инж. Милишников, – он теперь уже на 32-м дне голодания, хотел закончить его из-за служебной командировки, полученной им, выпил сок одного апельсина, но его вырвало. Через 1/2 ч. он выпил опять сок 1 апельсина, его опять вырвало и он спрашивает меня, что делать?

Я отвечал, что о голодании мы знаем еще очень мало и в этом положении упорствовать на нем не должно и, если происходит что-нибудь непонятное, лучше все-таки прекратить его.

Голос поблагодарил и – замолчал.

Через неделю меня по телефону же просят приехать к инж. Милишникову, который как оказалось в конце концов решил идти по течению новых событий, продолжал голодание до полных 40 дней и теперь не знает, как перейти на питание.

Я нашел гладовника исхудалым, с лихорадочно блестевшими глазами, но очень спокойным – все это – лихорадка в глазах и спокойствие в теле и духе – обычныя черты для тех, кто успешно и без осложнений проводит голодание полнаго срока. Конечно, г. Милишников голодал без всяких клизм, лишь несколько раз очистив кишечник слабительным. Всего он потерял за 40 дней – 44 ф. т. е. 18,8 кило веса. В последние 10 дней голодания он возимел мысль собрать в одну банку слюну и прочия выделения через рот и нос за это время. Он показал мне эту банку. Если бы вы видели эту грязь и гной и представили себе, что все это было в человеке распространено в его крови и в частицах тела и отравляло собою и его кровь и его жизнь – вы на месте же поняли бы, что без очищения от всего этого и ему подобнаго человек просто  н е  м о ж е т  быть здоровым и  д о л ж е н  чувствовать слабость и одряхление по всему телу, т. е. то общее и глубокое недомогание, полное уныния и безнадежности, которое так слабо и неправильно у нас называется «неврастенией».

Доктор дал г. Милишникову такую схему для перехода на питание: первый день – 1-2 стакана молока, на 2-й к этому прибавить 1/2 тарелки манной каши, на третий еще 1/2 тарелки каши и идти так далее не «перегружая желудка».

Я на это отвечал г. Милишникову:

– Если вы поступите так, то к 40 дням полного голодания вы прибавите несколько недель недоедания. Тут легко все кончится злокачественным изнурением и цынгой, в чем голодание будет вовсе не причем. Я вам советую напротив есть точно по аппетиту, но каждый раз не по многу, отлично жевать и, конечно, ни коим образом не разстраивать за это время желудка. Это уж ваша забота – переставать есть как только желудок вам шепнет: «Довольно».

Г. Милишников решил последовать моему совету.

Через 10 дней я председательствовал на собрании учредителей одной общественной библиотеки. Во время прений вошел новый член и занял место прямо передо мною. Он сделал несколько заявлений во время прений, всегда разумных и практичных. Я смотрю на него и не ногу признать – кто это, а сознаю, что я его знаю. Наконец я перегнулся через стол и спрашиваю его:

– Простите, я знаю, что я вас знаю, но – скажите мне вашу фамилию!

– Милишников.

Узнать его за десять дней стало совершенно невозможно: свежий, упитанный, с тем тонким загаром (откуда-то явился) который бывает у людей после 1,5-2 месяцев пребывания в санатории, где лечат едой и прогулками...

– Я чувствую себя превосходно. Всякой работы мне мало. Прежней неврастении ни следа.

Но ел он за это время колоссально.

На другой день после разговора со мной он, оказалось, утром выпил стакан горячаго молока с хлебом, через час стакан кофе со сливками и двумя кусками «докторскаго хлеба», намазанным на палец свежей икрой. Еще через час – тарелку манной каши. Затем пошел прогуляться в Петровский Парк, по дороге купил 1/4 ф. фиников и съел их. Во время прогулки купил еще 1/4 орехов и съел, отлично жуя. Вернувшись домой съел тарелку рисовой каши. И так до вечера каждый час что-нибудь ел.

Конечно, этого нельзя рекомендовать всякому, но желудок его вынес все. Победителя не судят.

Случай г. Милишникова живым фактом показал мне первое, что во время голодания в человеке в самом деле действует какая-то большая сила по своему плану, с которой нельзя бороться – Милишников не боролся, уступил ей и – выиграл! А второе – еще и еще раз, что медицина полна трусливых заблуждений и не понимает человеческаго организма!

Затем до приезда моего в Сербию я времени от времени голодал по 1-3-5 дней никогда не больше. Читать далее >>>

<<<< Назад